День зимнего солнцестояния [litres] - Унаи Гойкоэчеа

от которого в арктическое небо поднимались белые столбы дыма. За строениями возвышались остатки горы, изрезанной рукой человека вдоль и поперек.

– Кирунавара, – пояснил Андерман. – Эта шахта до сих пор работает. Глубина больше полутора километров.

– Ничего себе!

– Самая глубокая в мире. Раньше разрабатывали и другую гору, ту, что напротив. Видите освещенные склоны?

– Да, но я думал, что это лыжная станция, – ответил Андер.

– Так оно и есть. Но до курорта в Луоссаваре была шахта.

– Что здесь добывают?

– Железо.

– В Бильбао тоже были железные рудники. Но их давно забросили.

– И правильно. Эта шахта со временем буквально поглотит город, – заметил швед. – На самом деле уже принято решение перенести его на три километра в сторону, на более безопасные земли.

Андер кивнул. Было очевидно, что Кируна пустила корни на пористой почве, под которой продолжали рыть новые ходы. Город напоминал сыр с дырками, который мог рухнуть в любой момент, если бы однажды природа капризно решила пустить под откос все расчеты и прогнозы даже самых предусмотрительных инженеров. Не вполне осознавая почему, Андер покрепче вцепился в подлокотник двери.

– Мы на месте, – объявил Эмиль, услышав инструкции навигатора. – Больница.

Двадцать минут спустя они выбежали из здания, охваченные ощущением дежавю. Астрид не пришла на работу этим утром и не предупредила о своем отсутствии. Точно так же, как Александр в Стокгольме.

Не теряя времени, Эмиль ввел адрес ее квартиры в навигатор. Город был настолько мал, что они добрались туда за считаные минуты. Улица оказалась безлюдной, тишину нарушали лишь редкие проезжающие машины. Офицер припарковался напротив небольшого одноэтажного дома с двускатной крышей из красной черепицы с крутым уклоном – чтобы снег не задерживался.

Едва выйдя из машины, Андер заметил следы.

– Эмиль, смотрите. – Он присел, чтобы лучше их разглядеть.

– Это от колес. Ведут из дома. Давайте поднимемся наверх.

Они пошли по боковой рампе, ведущей на маленькое крыльцо. Замерзший снег превращал любую твердую поверхность в смертельную ловушку. Эмиль двигался уверенно, а вот Андер был вынужден постоянно опираться на перила или стены, чтобы не упасть.

Дверь была закрыта. Они постучали один раз – никто не ответил, не было даже эха тишины. Постучали второй – ничего. На третий раз инспектор достал отмычку.

– Что вы делаете? – спросил Эмиль, увидев, как тот склонился над замком.

– Проверяю, не замерзла ли дверная ручка. Когда такое случается, старики оказываются запертыми в доме без возможности выйти, – объяснил Андер, ловко управляясь с инструментами.

Наконец раздался щелчок, и ручка поддалась.

– Я всего лишь беспокоюсь о благополучии Астрид, – сказал он, заходя в дом.

– Ну конечно. – Эмиль последовал за ним.

Внутри дом был таким же маленьким, каким казался снаружи. Настоящая спичечная коробка. Прихожая соединялась с кухней, переходящей в гостиную-столовую. Коротенький коридор справа вел в спальню и ванную комнату. На этом все.

Андер и Эмиль не стали долго обыскивать дом: сразу было ясно, что Лукас уже побывал здесь. На стене, у которой стояла консоль, использовавшаяся в качестве обеденного стола, черной аэрозольной краской было выведено: «Дела человеческие никогда не остаются неизменными – ни в благополучии, ни в несчастье. H9».

– Что это значит, Андер?

Баск нахмурился. Без сомнения, это был отрывок из первой книги «Истории» Геродота. Нужно было позвонить Икеру, чтобы подтвердить догадку.

– Это значит, что Лукас забрал Астрид, – сказал он, доставая телефон и набирая номер Артеаги.

Раздались гудки, но профессор не отвечал. Тогда Андер вспомнил, что тот может быть занят в университете. Он уже собирался сбросить вызов, когда на другом конце провода послышался голос:

– Да? Андер, это ты?

– Да, я. Мне нужна твоя помощь.

– У меня есть пять минут, говори.

Андер зачитал фразу, стекавшую по обоям.

– Эй, а разве ты не в отпуске? – спросил Икер после короткой паузы.

– Такой у меня отпуск. – Андер попытался перевести все в шутку, чтобы не напугать профессора.

– Ясно. Ну, тебе виднее, дружище. Фраза мне знакома, она из первой книги – Клио. В ней Геродот излагает суть того, о чем будет рассказывать в своем труде: изменчивость человеческой власти и непостоянство судьбы. На мой взгляд, это скорее не введение, а эпилог его монументального произведения. Последнее наставление великого учителя.

Креспо поблагодарил его и повесил трубку. Затем включил камеру на телефоне и сделал снимок стены. Повернувшись, он увидел, что Эмиль молча наблюдает за ним из другого угла комнаты.

– Полностью подтверждено. Это последний акт кровавого спектакля Лукаса Хауреги. – Он опустился на стул и провел по волосам рукой в перчатке. – После третьего убийства Лукас оставил послание у меня дома в Бильбао.

– Послание? У вас дома? Звучит опасно.

– Да. Он предупреждал, что будет преследовать семя зла.

– Семя зла?

Инспектор кивнул.

– Он хочет найти то зло, что побуждало его мать и ее последователей убивать девушек при помощи жестокого ритуала. – Он шумно вдохнул. – В глубине души я думаю, что для Лукаса его мать и есть это семя. Сначала я полагал, что речь идет о брате, но, очевидно, я ошибался. Зло – это она. Все предыдущие убийства были лишь подготовкой к этому кульминационному моменту, к финальному акту, в котором он покончит с Астрид Нильссон. С собственной матерью.

– Если только мы его не остановим, – решительно сказал Эмиль.

– Но как, Эмиль? Куда нам теперь идти? Лукас снова нас обогнал.

– Еще не факт. Среди адресов, которые я записал вчера, значится дом Карин Нильссон, сестры Астрид. Думаю, нам стоит ее навестить.

По правде говоря, между улицами Кируны и душой Андера не было большой разницы: их объединяли одиночество и суровость. Инспектор Эрцайнцы протер перчаткой запотевшее стекло, нарисовав на нем круг, импровизированный иллюминатор, сквозь который он мог созерцать жизнь арктического города. Тонны оледенелого снега на тротуарах и обочинах; ряды хвойных деревьев, чьи побелевшие от инея ветви придавали им фантасмагорический вид; автомобили с запотевшими от контраста температур стеклами, бесшумно скользившие по дороге; фонари, освещавшие пустоту, словно факелы в пещерах. И все это окутал внезапно возникший туман. Из-за него казалось, что в этой далекой точке северной Европы часы остановились. И тем не менее именно время сейчас играло против Андера и Эмиля.

Куда Лукас мог отвезти мать?

Креспо взглянул на коллегу, который сосредоточенно следовал указаниям навигатора. Он пытался сохранять спокойствие, но две морщинки между бровями его выдавали: он нервничал. Андерман включил левый поворотник и свернул на короткую улицу, которая заканчивалась небольшой кольцевой развязкой. Они ехали по направлению к ней, пока бездушный голос навигатора не нарушил тишину.

– Вот мы и на месте, – сказал Эмиль.

Он припарковал